Как славно, что легенды иногда возвращаются. Когда уже потерял всякую надежду, когда скучаешь по ярким и доступным сюжетам, неожиданно, как сама карма они врываются в твою повседневность и... Радуют!
Рассказ, написанный ветераном "Начала" буквально за 29 минут.
Ника Беркутова
КАРМА
- Дед, он пришел! Он опять пришел! – маленький Санька в одних колготках забрался на табуретку и прилип к окну. Избушка на лесной заимке была невысокая, но пятилетнему окна казались высокими. Дед вышел из темноты с буханкой черного хлеба в руках и ножом и тоже глянул в окно. Его единственный глаз зорко свергнул в сумерках.
- Он, свинюк. Он! – сказал дед и сел к столу, стоявшему у окна. Последний раз ели давно, еще до того, как с обхода по капканам пришли, поэтому старик отрезал ножом чеснок и стал натирать горбушку для мальчика.
- Деда. А что он ходит? – мальчик неотрывно смотрел в окно, слегка прикрываясь подоконником. Там возле сарая стоял большой черный волк. На фоне снега в сумерках он казался страшным черным пятном и только глаза иногда поблескивали, отражая свет свечи, которая стояла в другом окошке.
- Проверяет.
- Что проверяет, деда?
- Меня. Живой я или нет. – Старик протянул мальчику чесночную горбушку, но тому от волнения кусок в горло не лез, и потому мальчик только покачал готовой. – Это ж тот самый. Что глаз мне выбил по детству. Знаешь же, Саньк? – старик мозолистым пальцем показал на свой глаз, закрытый черной повязкой.
- Расскажи, дедо, – Мальчик отвлекся от волка и присел на пятки. Он и раньше слышал эту историю, но ему хотелось услышать ее снова.
- В войну это было, Саньк. Мне было 8. С матерью мы прятались в нашем поселке от… от них. От тех, кто хуже зверей. Они ходили по домам, еду забирали, творили всякое злодейство. – Старик говорил размеренно, делая паузы между словами, будто ему трудно было говорить. – И вот к нам пришли, и стали погреб вычищать. Мать, было, кинулась на них, а ее оттолкнули. А я ж старший, и я за нее встал. И там был один такой… черноглазый. Как прикладом автомата и шибанул меня, так глаз и выбил.
Мальчик смотрел на деда с открытым ртом. Ему было сложно представить в их мирные времена, когда дети в школы ходят, день рождения празднуют, в парке гуляют, что какой-то взрослый может так ударить ребенка. Пусть 8 лет – это так много, не то, что 5, но все равно.
Старик выглянул в окно. Волк уже вышел со двора, но его темный силуэт еще маячил на границе леса.
- И я ему сказал тогда: мы еще встретимся. И так и вышло. Вышло да не так. На, поешь горбушку с чесноком.
- А как вышло, дедо? – Санька взял горбушку двумя руками и стал усиленно жевать. Не то, чтобы он любил чеснок, просто три дня на одной гречневой каше – а тут черный хлеб.
- А вышло, что я уже старым на охоте увидел этого волка в своем капкане и узнал сразу. По глазам. Черные, вон не… непримиримые. А ты ж знаешь, Санька, кто в ненависти и злобе умирает, тот заново рождается зверем?
Мальчик отрицательно покачал головой, доедая горбуху. А дед уже вторую готовил.
- А знай! И вот тот вояка, видимо, злой и помер, что волчарой стал, да еще и нашем лесу. А я узнал его. А он узнал меня. И я его тогда отпустил. Чтобы он понял про себя. – старик отдал вторую чесночную горбушку и посмотрел в совсем потемневшее окно избушки.
- Что понял, дедо?
- Что был хуже зверя, когда был человеком, а природа его пощадила и сделала волком. Волк – хороший зверь. У него правила есть. Он добро помнит. И ждет, чтобы вернуть. Вот он и ходит теперь ко мне и смотрит – жив я или нужно мне что. А мне пока ничего вот и не нужно… - и замолчал, потирая рукой отсутствующий глаз поверх повязки.
… где-то в ночи раздался странный жужжащий звук. Он быстро нарастал. Мальчик настороженно прислушался. Потом бросил недоеденную горбушку на стол и побежал по лестнице на чердак.
- Что?! Что такое? – встрепенулся дед.
- Коптер! – радостно закричал Санька, исчезая в проеме. – Коптер, дедо! Бабушка пирожки прислала! Ура!!!
- Мда. – Досадливо крякнул старик. – Вот бабы! Все воспитание испортила